Она не была уверена, но ей показалось, что он пытался сдержать улыбку.
— Жизнь, миледи. Раньше или позже, она разрушает потенциал в каждом из нас. Поскольку мы стремимся, как муравьи танцевать по приказу нашей Королевы, она проходит мимо нас, пока мы мечтаем о лучшем месте и времени. А затем в один день, слишком рано, ты просыпаешься и обнаруживаешь себя старым и дряхлым, все еще работающим на других, и у тебя нет ничего кроме воспоминаний о работе и страданиях. Твой потенциал сгинул, ничего не оставив после себя. Ничего, кроме ненависти и горечи, которые уйдут с тобой в могилу. Ты можешь довольствоваться своим потенциалом, если это утешает тебя. Но я знаю правду.
Сирен никогда не слышала, чтобы кто-то так говорил, и по правде говоря, ее сердце болело за этого мужчину, которому не осталось ничего, во что можно было бы верить.
— Что же тогда утешает тебя?
Керриган умолк, услышав вопрос. Сначала, она подумала, что он не ответит, пока его глубокий голос не заполнил пустоту.
— Ничто не приносит мне утешения.
— В самом деле, ничто?
Он не взглянул на нее и не ответил, просто уставился на огонь.
Даже при том, что Керриган пугал ее, Сирен заставила себя пересечь то короткое расстояние между ними и стала прямо перед троном, чтобы видеть его. Мужчина сидел так неподвижно, что, казалось, был сделан из камня, только пламя потрескивало и танцевало. Воздух был наполнен ароматом горящих сосновых поленьев.
По какой-то причине, которую она сама не понимала, девушка ощутила странное желание коснуться его волос.
Вместо этого, Сирен сжала руку и положила ее на спинку трона.
— В детстве моя мать пела мне каждый раз, когда я болела. Она прижимала меня к себе и обещала, что однажды у меня будет своя собственная маленькая дочь, которую я буду любить. Что я найду свое место в мире и буду счастлива. До сих пор я вспоминаю о голосе своей матери и он согревает меня. А ведь у тебя, конечно же, тоже была мама.
Он горько усмехнулся.
— Моя мать была пьяной шлюхой, которая не выносила даже моего вида, если только не хотела обвинить меня в своем жалком существовании. Уверяю тебя, я не находил утешения в ее завываниях и оскорблениях.
Ее душа болела за него. Она не могла и представить, каково это, когда тебя собственная мать ненавидит тебя. Инстинктивно, она потянулась, чтобы прикоснуться к нему, однако он грубо схватил ее за руку.
— Что ты делаешь? — сердито спросил он.
— Предлагаю тебе утешение, милорд, — Сирен поморщилась, когда его пальцы сжались сильнее. — Пожалуйста. Ты делаешь мне больно.
Его черные глаза впились в нее.
— Это то, что я делаю, Сирен. Причиняю боль людям. Никогда не позволяй себе забыть об этом, — он немедленно отпустил ее.
Сирен потерла запястье, на котором виднелся идеальный отпечаток его руки.
— Ты когда-нибудь пытался быть милым с кем-нибудь?
Он снова посмотрел на огонь.
— Иди в постель, Сирен.
Прежде чем она смогла пошевелиться или заговорить, девушка обнаружила себя лежащей в кровати. Она попыталась подняться, но не сдвинулась с места.
— Я не твоя рабыня, Лорд Керриган. Я принадлежу только себе.
В следующее же мгновение он появился над нею из теней. Его броня исчезла, он был одет в свободную черную тунику и лосины, его меч по-прежнему был крепко пристегнут у бедра. Отблеск огня блеснул на медальоне в форме звезды, когда тот выпал из ворота его рубашки и повис в воздухе между ними.
Удерживая себя над ней и уставившись вниз на ее губы, он провел одним холодным пальцем по щеке девушки.
— Ты в моей власти, Леди Звезда. Ты моя рабыня.
Она вздрогнула, хотя часть ее находила его вес странным образом соблазнительным.
— Я не прислуживаю тебе и не являюсь твоей собственностью. Я рождена свободной, такой и останусь.
Один уголок его рта приподнялся в провокационной усмешке.
— А что же по поводу твоего ученичества?
То, что он бросил это ей в лицо, разозлило Сирен.
— Я отплачу мастеру Руфусу… со временем.
Он склонил голову, изучая ее, и переместил руку с ее лица к атласным лентам на горловине рубашки. Он взял одну из них в руку и пропустил между пальцами.
— Почему ты так сопротивляешься мне?
— А что, я не должна?
Керриган был полностью выбит из колеи этой девушкой. Никто никогда так сильно не противостоял ему. Даже Моргана. Она знала, когда не может победить, и отступала.
И вот теперь здесь эта… служанка. У нее не было магической силы. Не было связей. Ей нечего было предложить ему для обмена. Ничего. И все же она смело держалась перед ним, даже если это и пугало ее.
Это не укладывалось в голове.
Его взгляд опустился к ее небольшой груди, которая практически исчезла, когда она легла на спину. В ней на самом деле не было ничего привлекательного. Ничего, кроме этих живых зеленых глаз, взгляд которых обжигал огнем, горящим в ее душе. В ней была теплота, которая согревала его сильнее, чем пламя в очаге. В своем воображении он мог представить ее обнаженной под ним. Представить, вздохи удовольствия, когда он будет брать ее до тех пор, пока полностью не насытит нужду, пылающую в его крови.
Эти зеленые глаза дразнили и бросали ему вызов даже сейчас.
— Поцелуй меня, Сирен.
Она не дрогнула и не сбежала.
— Это был приказ хозяина своей рабыне?
Уголок его рта приподнялся в настоящей улыбке, впервые за века. Она дерзила ему. Если он скажет да, она откажем ему. Желание ответить именно так вертелось на кончике его языка, просто чтобы увидеть ее огонь, и все же другая часть его не хотела сражаться с ней.